Владимир Дараган

Заразил меня Капитан яхтингом.
Сначала показалось, что двух недель хватило на всю жизнь. Вроде все понял, прочувствовал, надо двигаться дальше к еще непознанному.
Не получилось. Пытаюсь разобраться, что же такого притягательного есть в яхтинге.

1. Ты постоянно с коллективом и одновременно наедине с собой. Стоит сделать серьезное лицо, как экипаж растворяется вместе с яхтой. Ты один на один с бесконечностью, со слепящей синевой, никто тебе не мешает делать вид, что ты о чем-то думаешь.

2. На яхте, как в горах и на порожистых реках, люди раскрываются очень быстро. Слетают маски, которые мы надеваем в городах. Остается твоя суть, способности отдавать и преодолевать. Хочешь узнать, кто ты на самом деле? Яхтинг поможет тебе узнать себя. И молись, чтобы ты оказался лучше, чем думал до этого.

3. Яхтинг – школа оптимизма. Без оптимизма ты сойдешь на берег на третий день. Выдержал – победил себя. Дальше будет проще – все проблемы, которые остались на суше, покажутся не проблемами, а проектами. А это качественно новый взгляд на жизнь. Оптимистический.

4. Яхта – больница и санаторий. Старые болячки не выдерживают натиска ветра, солнца и живой воды, с которой ты научился разговаривать. Нет, ты не сошел с ума. Тебя с него свели.

5. Яхтинг еще и философия. Ты вдруг понимаешь свое место в этом мире, сколько ты получил и сколько должен отдать. Мир огромен, он больше, чем ты видел из окна машины. Яхта букашкой ползет по глобусу, но ползет уверенно, если знаешь, куда тебе надо. А тебе везде надо.

6. Такого слияния с природой больше нет нигде. На катамаране, который несется по горной реке, ты видишь только белую пену и черные скалы. Если ты карабкаешься по леднику на вершину, то основная мысль проста: «как сделать еще один шаг и не упасть от усталости». А на носу яхты ты летаешь над волнами, становишься частью нескончаемой круговерти мира, которого ты не знал, которому нет до тебя дела, а ты все равно в нем живешь.

7. Красные закаты, серые туманы, золотые блики утреннего солнца, запах сосновой хвои в бухтах, плеск играющих рыб. Это надолго останется с тобой, поможет пережить осеннюю слякоть и февральские метели. И еще много чего, о чем ты пока не подозреваешь.

Короче, воки-токи я купил. Водонепроницаемые. Теперь, когда буду тонуть, то всегда успею по всей форме доложить капитану – где я, чем занимаюсь и какие у меня планы на ближайшие пять минут.

Третье философское отступление
На первых курсах института было все равно с кем идти в поход. Главное – куда. Потом все изменилось. Я мог пойти в пятый раз на исхоженные мстинсткие пороги, если была хорошая компания. И отказаться от похода на плотах по алтайской Бие, узнав состав команды.

На небольшой яхте выбор экипажа – один из главнейших залогов успеха похода. Там поневоле надо становиться настоящим мужчиной. Нет, не тем, кто сто раз выжимает двухпудовку и умеет стрелять от бедра. Надо
– не ныть;
– не разделять работу на черную и белую;
– молча делать, что необходимо;
– не балоболить попусту;
– поддерживать тех, кто устал;
– не слоняться без дела;
– понимать, что капитан самый опытный, доверять ему;
– скрывать свою усталость и плохое настроение;
– помнить, что после шторма обязательно выглянет солнце:
– не бояться, а делать, что положено.

Капитан рассказывает:
– Знакомый шел на яхте через Атлантику. Все было хорошо, пока все было хорошо. Но начался шторм. Волны перекатываются через палубу, яхту мотает, мачта скрипит. Положение серьезное, но все под контролем. Капитан держит курс, а команда начинает психовать. Кричат, что утонут, просят подать сигнал SOS. Капитан мягкий, матом не ругается, пытается всех успокоить. Его не слушают, связывают и нажимают кнопку SOS. Подходит английский военный корабль. Всех поднимают на борт, но бесхозное судно не должно плавать в океане – такие морские правила. Английский капитан отдает команду расстрелять и утопить яхту.

Это так, к вопросу о важности подбора экипажа. «Глории» повезло. Ей управляли мужчины, выполнявшие все пункты негласного морского устава. Притерлись почти мгновенно. Капитан поглядывал на команду и ворчал скорее по привычке, чтобы мы не дремали. Его задача не только дойти до нужной точки на карте, но и сохранить правильный настрой на судне. Дождь? Нет проблем. Это бесплатный душ. Капитан весь в мыле стоит на корме и кричит, что яхтсмены дикий народ и это замечательно, так и должно быть. Непогода сутки не выпускает нас из шхеры – тоже не проблема. «Профессор, холера тебя дери! Не пора ли нам послушать про ДНК и узнать последние новости с Марса?» Четырнадцать вечеров, четырнадцать лекций. Обо всем. Начиная с сотворения мира и истории религий и кончая практикой цветной фотографии. Боцман, который сначала настороженно относился к непонятному американцу, начал оттаивать. Из американца я превратился в профессора, потом стал Владимиром Александровичем на ты, потом он перешел на вы.
– Ты что, охренел? – возмущаюсь я, услышав «Владимир Александрович, пойдемте мыть посуду». – Ты хочешь стать вторым человеком на планете, который ко мне обращается на вы? Бывшей дипломнице я еще могу это простить, но тебе…
– Дык это от уважения, – запинается боцман. – Ладно, хрен с тобой. Тащи грязные тарелки на корму.

Яхта Gloria – одиннадцатиметровая красавица, сверкающая белизной бортов и парусов.
– Самый лучший парусник на Ладоге, – сообщает капитан и полощет тряпку, о которую надо вытирать ноги, прежде, чем ступить на палубу.
Но этого недостаточно. Потерев кроссовки о тряпку, надо их мгновенно снимать, чтобы надеть кроксы. Кроксы непотопляемы, если салагу-матроса смоет за борт, то его тело будет обнаружено по плавающей обуви. Спасжилеты на яхте есть, но...
– Во-первых, нехрена портить хорошие вещи, а во-вторых, если с яхтой что-то случится, то жилет не поможет – будешь только дольше мучиться. Надо бороться за живучесть судна, быть подвижным и веселым.
После такого вступления следуют истории о грустных экипажах и смертельных штормах.

Я стою на причале и начинаю поднимать ногу, чтобы перелезть через какие-то стальные тросы-перила.
– Отставить! – следует команда. – Делай как я!
Через секунду тело капитана оказывается на яхте. Киваю, повторяю движения и через минуту я уже на пупырчатой палубе, по которой ползает муха.
– Кыш, поганая, с грязными ногами! – я рад, что и мне есть кому отдавать команды.
– Передвигаясь по палубе, держись за леера и ванты, – советует капитан.
Догадываюсь, что тросы-перила и есть леера. Что такое ванты пока не знаю, но киваю, показывая, что не лыком шит – плавал и на байдарках, и стилем кроль. Иду на корму.
– Не споткнись о грибок или утку! – кричат с причала.
Не зная что это, иду, высоко поднимая ноги. Как журавль.
На корме уютное местечко с двумя деревянными скамейками, между которыми можно поставить стол с напитками и закусками.
– Это кокпит и банки, – поясняет капитан. – Под одной банкой рундук.
Банка-скамейка поднимается, под ней ящик, забитый инструментами, картошкой и огурцами. Меня поражает, что дерево на банках не растрескалось.
– Сделано из тика, – капитан любовно поглаживает плотную древесину.
Висит спасательный круг с лампочкой и антенной. Наверное для того, чтобы хорошая вещь не потерялась. Рядом мотор для резиновой лодки и красивый латунный колокол с гравировкой названия яхты.
– Эту рынду мне подарили, – хвастается капитан и жестами бровей намекает, чтобы я не стал в эту рынду трезвонить.
На стойке куча непонятных приборов, рядом сверкают лебедки с красивыми веревками. С другой стороны – огромный барабан, на который намотана толстая, но уже некрасивая веревка.
– На яхте нет веревок, – говорит капитан. – Есть концы, фалы, ванты, леера, шкертики…
– Отдать концы, якорь тебе в глотку! – радостно вспоминаю я. Капитан укоризненно молчит.
Оказалось, что на барабане намотана не веревка и даже не канат, а якорный конец. Рядом с барабаном белеет грибок. Как я мог о него споткнуться? Пробую его на прочность, думая, что за него надо держаться во время шторма.
– Сломаешь – сам будешь чинить GPS-антенну.
– А что тогда грибок?
– Выхлоп для печки обогрева кают.
После этих слов яхта начала мне нравится еще больше.

Из кокпита ведет лестница в большую комнату с двумя диванами, огромным столом и креслом со столиком, на котором лежит судовой журнал. Рядом со столиком еще одна куча приборов и дисплеев. Догадываюсь, что это место для руководства.
– Кают-компания, – объясняет капитан. – В нее надо спускаться жопом вперед, держась за поручни.
В углу кают-компании кухня с холодильником, газовой плитой/духовкой и раковиной. На полу ковер, на полках книги, много закрытых шкафчиков. Никель, красное дерево, в иллюминаторах догорает вечернее солнце.
– Эта дверь в гальюн. Там же и душ. Есть горячая вода. Здесь капитанская каюта. За той дверью – твоя. Давай паспорт.
Капитан записывает мои данные в журнал.
– Я отвечаю за твою жизнь и обязан сообщить в органы, если утонешь.
В моей каюте предбанник с шкафом и огромная постель.
– Я дал тебе белье с изображением долларов, – ухмыляется капитан. – Чтобы быстрее освоился.
– Давно не держал в руках доллары, – ворчу я. – Только кредитки.
Капитан бормочет что-то про мерканттльных американцев, потом добавляет:
– За стеной у тебя дизель, но ночью мы стоим, будет тихо. Если, конечно, шторма не будет.
– И часто тут шторма?
Мне рассказывают, что шторма тут постоянно, описывают высоту волн, которые ломают яхты.
– Ковер намокнет! – охаю я.
Капитан как-то странно на меня смотрит и говорит, чтобы я не подходил к газовой плите. Она какая-то плавающе-летающая, рассчитанная на приготовление флотского борща в шестибальный шторм. Вводная лекция окончена, я начинаю распаковывать сумку, чтобы сменить гражданскую одежду на флотскую.

Сан Франциско. Тюрьма Алькатрас.
Не успел туда попасть. Зато побывал на старой дизельной подлодке. Самое большое впечатление, что спальные места матросов там были даже над торпедами.