Читаю книгу Валерия Попова о Довлатове.
Странное чувство: читаю с интересом, но местам поеживаюсь. Вот не понимаю я:
1. Зачем в книге о Довлатове довольно злобно смеяться над книгой Аси Пекуровской? Ну нет у нее такого таланта, как у Сергея. Ну и что?
2. Зачем так много писать про себя в книге о другом?

Ладно, не мне, мелкому, судить почти классика. Тем более, что раннего Попова я обожаю.

Обратили внимание, что в первой фразе глагол «читаю», а не «прочитал»? И это при моей скорости чтения!
А все потому, что постоянно отвлекаюсь но прозу упомянутых в книге.

Шестидесятые годы 20-го века.
Попов пишет, что тогда слово «писатель» было почти священным. Даже для гардеробщиков в ресторанах.
Я бы добавил слово «физик», но не добавлю. Питерская элита того времени с физиками тоже немного общалась. Но писателей знали, а физиков нет.

А сколько имен! Такое ощущение, что Ленинград, а не Москва, тогда был центром литературной жизни. И писали не про строительство коммунизма, а о простых проблемах. Элите было западло писать про коммунизм. Новый стиль – вот критерий успеха среди избранных.

Попов пишет о коротких рассказах Виктора Голявкина. Они упруги, как накачанный футбольный мяч. Ну как не найти прозу Голявкина и не получить удовольствие от рассказа «Все равно»!
А как не перечитать Аксеновскую «Затоваренную бочкотару»?

«– Скопилась у меня бочкотара, мальчики, – говорит она томно, многосмысленно, туманно, – скопилась, затоварилась, зацвела желтым цветком... как в газетах пишут...»

Да и освежить в памяти «Пушкинский дом» Андрея Битова захотелось. Ведь он написал его под впечатлением от суда на Бродским.

Короче, книга Попова пока читается. А хочется еще прочитать первые, неопубликованные рассказы Довлатова. Говорят, что слабые. А мне хочется знать, с чего он начинал. Как оттачивал свой стиль, где нет лишних слов.